Сейчас, когда я смотрю на результат редактуры *того самого главного произведения*, мне иногда становится отчасти грустно, а может быть, недоуменно - почему не выходит, как раньше?
Но не об этом я сейчас.
Вот те истории...их клочки я иногда записывала. Но не целиком. И поэтому, открывая очередной текстовый документ, и видя там вот это:
...вот это...
...видя там вот это, я некоторое время еще сижу и пытаюсь вспомнить, в чем была суть.
Самое огорчительное, что ориентировочно "о чем" это было, я могу вспомнить. А вот ощущение вдохновения именно этой истории, и "зачем" - нет.
А все потому, что записывать надо.
Не грустно, нет. Просто озадачивает, и жалко, что пропадает, казалось бы, неплохой сюжетец. Кажется, там был какой-то мастер Мыслей или Слов... в общем, тот самый бард, который у "злодея" учиться был должен. И эти типы, они вроде как могут заставить "ожить" любую историю, которую пересказывают - в воображении слушателя, само собой. Но поскольку при этом имело место некоторое вмешательство в человеческий разум, силы эти вроде как не поощрялись - поэтому условный злодей и был злодеем. А при чем тут фрейлина - не помню, увы. И зачем она злодея целовать должна - тоже не помню. Зато помню, что рассказ должен был строиться, как выступление этого самого барда в таверне, и...нет, все-таки начинает что-то там подниматься со дна. Стоит ли обдумать?
А вообще, мне иногда думается, что практически всем волшебством словотворчества, которое мне было (и есть) доступно, я обязана Э.Г.Р., и только ей. Она ни с чем не сравнима, совершенно неповторима и прекрасна; и слогом, и смыслом, и той красотой, которой наполнены ее повести и книги.