[Shairi]

Что делаю я? Правильно, занимаюсь глупостями.

* * *

Первый шаг по камням мостовой - и земля под ногами поплыла с непривычки. "Твердая", ха. После месяца по штормовому морю, для ног, привыкших к качке, она какая угодно, но только не твердая. И запахи, эти резкие запахи вокруг... ну, положим, тухлой рыбы вонь и терпкий запах размокшего дерева вполне привычны, но это пока он порт не покинул. Стоит только последний склад миновать, и в носу сразу как в голове после званого вечера: пыль придорожная, конский пот... цветы? Черт подери, а ведь и правда. Он совсем забыл, что на земле весна - это не течения и ветра, а цветы. И - на губы сама собой поползла ухмылка - хорошенькие девушки с глупыми зонтиками и глазами ярче звезд.

Приноровившись к до странности плоскому, молчаливому и неподвижному камню под каблуками сапог, он зашагал ровно и споро. Отросшие и тщательно зачесанные прочь со лба волосы щекотали шею. Долой парики; какой идиот, кроме флотских, согласится носить их? Так, что там еще... выбрит, приведен в порядок, камзол подходящий случаю. Специально берег. С ума сойти, на какие только жертвы ради того, чтобы ублажить чужое сердце, не пойдешь!

Извозчик, быть может, и удивился, когда этакий напомаженный и при параде господин выбрал его старую телегу, а не карету какую. Да еще и вскочил так небрежно, и в довесок - плюхнулся на жесткую скамью, как на лавку в дешевом трактире. Но натуральнейший золотой, ловко сощелкнутый господином с подставленного пальца, более чем щедро оплачивал все удивления.
- На Темпл-Роуд, - довольная ухмылка, услышанная в собственном голосе, заставила его разухмыляться еще шире прежнего, и эхом прокатилась от краешков губ и до кончиков пальцев.
- Эт' мы мигом, сэр, - отозвался извозчик, щелкая поводьями.

Лошадка была молодая и справная, шла ровной рысью. Зато повозка, словно отыгрываясь, скрипела и шаталась на каждом ухабе. К счастью, ухабов было на удивление мало - за время его отсутствия в городе дороги подновили, и теперь кататься можно было почти что с ветерком. Он лениво задумался о том, какова нынче дорога наверх, к плантации; и о тои, что примерный сын должен был в первую очередь навестить собственную семью; и даже немножко - о том, что, как капитан и ответственный за груз, он тем более не должен был бросать все на верного Броуди, и позаботиться сам...

- Господин из плаванья вернулись? - нарушил молчание извозчик.
Мысленно заапплодировав такой сдержанности - по прошлому возвращению в него вот точно так же вцепились едва ли дав уместить зад на скамье, он бросил ленивое:
- Точно так. Из Порт-Рояла.
- Я так и подумал, - со знанием дела заметил извозчик в ответ.
Ладно, нечего тянуть кота за хвост. Выглядишь, как заезжий господин, так и вести себя изволь так же.
- А что, какие новости расскажете?
- Да все по-старому, - уклончиво начал возница. Ярый хранитель традиций извоза заезжих господ, сразу видно. - Вот, пожалуй только дочка губернатора замуж выходит...

Многострадальная "дочка губернатора" выходила замуж уже третий, или даже четвертый раз подряд за последний год его плаваний. Ему страшно любопытно было когда-нибудь узнать, был ли в курсе этого сам старый губернатор Уоллбрейк, счастливо переженивший всех своих четырех сыновей добрых лет десять тому назад и дочерьми сроду не обремененный?
Однако кто он такой, чтобы не уважать традиций?
- Верно, красавица?
- Как весенняя роса! - покачал головой извозчик, вздыхая и улыбаясь щербатым ртом. Вдаваться в подробности красоты несуществующей девицы, честь ему и хвала, не стал.

Вслед за известием о дочке губернатора, новости потекли плавной и ровно выверенной чередой. В кои-то веки побыть зрителем в чьих-то умелых руках, а не фокусником - ощущение было прелюбопытное и расслабляющее, и дорога до Темпл-Роуд показалась без преувеличения короткой и приятной. Они успели чинно обсудить цены на специи, ткани и тростник; не сойтись во мнениях насчет работорговли ("Да что вы, господин, они и не люди-то вовсе!"); согласиться, что пираты в здешних водах изрядно присмирели, когда уважаемый командор Норрингтон-старший ("Помилуйте, господин, не знали, что у него сын есть? Весь в отца, благородная кровь!") поклялся положить конец их бесчинствам... однако же внимательный слушатель заметил бы, что старый пройдоха чего-то недоговаривает. Так самый яркий номер ярмарочные трюкачи приберегают напоследок, чтобы сорвать овации и лишний золотой, так торговцы до последнего умалчивают, что за жалкие уплаченные тебе гроши ты должен будешь снарядить корабль до Англии и обратно, так...

- А третьего дня у нас беда стрялась, - возница скорбно понизил голос и сдвинул кривую соломеную шляпу с затылка, - вот сейчас подъедем ближе, и господин как раз увидит все собственными глазами.
- М? - отозвался он, подняв бровь, и поерзал на сиденье. "Почти на месте", - рассеянно заметил сам для себя, пока взгляд скользил по знакомым аллейкам, взрезавшим чахлый парк.
- Да вот, поместье здешнее, рукой подать, огнем пожрало, - покачал головой извозчик, - и семья почтенная, добрые люди... жалость, одним сло-

Телегу тряхнуло. Возница осекся и воззрился на то место, где секунду назад сидел его собственный почтенный господин, так внимательно его слушавший до сего момента, чтобы только успеть увидеть, как этот самый господин, на полном ходу перемахнув через борт телеги и неловко приземлившись на одно колено, вскакивает и мчит что есть силы прочь.
- Сэр! - крикнул ему вслед возница. - Сэ-эр! Да там смотреть не на что, зеваки все разобрали, говорю же, третьего дня было! Эгей, сэр!
Не дозвавшись, извозчик пожал плечами, сдвинул шляпу обратно на затылок, поглядел на показавшуюся над деревцами черную от прошедшего огня крышу, да и двинулся в обратный путь.

...Он бежал так, как не бегал в своей жизни еще никогда, понимая, что чудовищно опоздал. Что никогда себе не простит. Что если что-то случилось, то ничего изменить уже нельзя. Глаза поднять себе позволил только когда перед грудью выросла ограда - и тут же задохнулся, не от запахов сожженого дерева, но от того, как пригвоздил его к земле безжалостный взгляд черных, пустых окон. Замер - и тут же снова бросился вперед, хлопнув задребезжавшей, висевшей на одной петле калиткой.

Мужчина, сгребавший мусор с дорожки, поднял голову на шум.
- Мастер Блэйк!
- Пирсон!
Управляющий не выронил грабли от неожиданности или удивления - только тяжело оперся о них, дожидаясь, пока Мэтью Блэйк преодолеет разделявшее их расстояние.
- Мне жаль, мастер Блэйк, - голос его звучал глухо, издалека, - никто и представить себе не мог, что подобное может случиться. Такая потеря для всех нас, для молодого мастера Артура...
- Боже, - мир, как одна большая палуба в шторм, качнулся под его ногами, - где... Арти - жив?
Пирсон очень своевременно поддержал его за локоть. Кивнул печально.
- Огонь занялся в спальнях, - сказал он, - ночью. Молодой мастер засиделся в библиотеке допоздна, и все еще был там, когда все случилось. Он не пострадал.

"В библиотеке", - повторил про себя Блэйк, и сухое рыдание рванулось у него из груди. В библиотеке. Малыша Арти спасли его книги.
Щекам стало жарко, пальцам - холодно.
- Пустите, - он сглотнул, - пустите меня к нему.
Управляющий только кивнул и повел его в дом.
Коридоры пропахли гарью. Нетронутые стены этого крыла, позолота на занавесях и картинах, казались грязной насмешкой над произошедшим. Он бросил взгляд на свой рукав: темно-алый с золотом камзол, выбранный специально из-за Арти и его глупой любви к церемониям, и казавшийся сейчас ожившими языками пламени, был самой большой из насмешек. Преодолевая тошноту, Мэтью содрал его и бросил по пути прямо на пол, не оглянувшись.

Чужой силуэт был черной кляксой на фоне синего неба в окне.
- Арти! - хрипло окликнул его Блэйк и, чуть не сбив с ног сперва Пирсона, а после - и самого сэра Артура, единственного наследника рода Дилиджэнсов, заключил друга в объятия. И, только уткнувшись лицом в его плечо, понял, что плачет, дрожа всем телом, и сердце его колотится, как попавшая в клетку птица. - Арти, прости, прости меня...
- За что? - неожиданно мягко и человечно отозвался тот, нерешительно кладя ладонь Блэйку между лопаток. - Это огонь. Стихия. Физика. Ты ничего не мог бы сделать.

Отстранившись и утерев лицо рукавом белоснежной рубахи, Блэйк посмотрел в лицо друга.
- Клянусь, - яростно пообещал он, - клянусь, с этого момента я буду рвать в клочья любого, кто посмеет тебя обидеть. Стихия или нет.

...Вечером, когда они вдвоем сидели у камина, он спросил:
- Хочешь, я увезу тебя в Англию?
Его друг покачал головой.
- Доктора сказали, мне нужен теплый климат, - помолчал немного. - Я боюсь, что не смогу оставаться здесь долго, Мэтью.
- Тогда Порт-Роял, - живо отозвался Блэйк, наклоняясь вперед и упираясь локтями в колени. - Порт-Роял пойдет тебе, Арти, даю слово. И твой приезд никого не удивит - туда сейчас настоящие толпы с континента бегут, все как с ума посходили. Я вот сам недавно переправлял из Англии одно сумасбродное семейство с кучей девиц...
Его друг слабо улыбнулся, глядя в огонь, и он умолк, внезапно став серьезным. Откашлялся.
- Скажи... - он прикусил нижнюю губу. - Скажи, ты не боишься огня после случившегося?
- Зачем? - Артур обернулся, с искренним удивлением на лице.
- Не знаю. Такое... случается.
Под пристальным взглядом Блэйка удивление растаяло, расплавилось в отблесках пламени, застывая маской непроницаемого спокойствия. Артур пожал плечами.
- Не со мной. Это было бы иррационально.
Блэйк сдержал рвущийся наружу смех. В горле его снова заскреблось.
Иррационально.
- Мне не нужно будет много места, - раздумчиво произнес его друг. - Но я хотел бы видеть из окон море.
- Я... - голос предательски охрип, но занемевшим лицом Мэтью чувствовал, что улыбается, - я достану тебе все, что ни попросишь.
Он клянется.