[Shairi]

Я натворила (в прямом смысле) кучу всякой глупости, и очень ее стесняюсь. Но поскольку прятать глупость под столом будет еще более глупо, придется вот.

И да убережет меня здравый смысл от написания дженоэкшновых РПСов, потому что быть уверенным в том, что не знаешь персонажей, о которых пишешь, и все равно писать - худшая ошибка автора. Так что никаких, никаких. А то ведь почитать-то я уже почитала.

О первом куплете и том, что было до него. Ретеллинг, моего нет ничего, кроме стиля изложения.

Слова владычицы вновь отдались у дракона в голове золотым эхом тысячи голосов, прекрасных, как сам мир.
- Быть может, вы хотите просить еще о чем-нибудь?
Он не хотел. Невзирая на то, что часть его страстно желала только одного - остаться здесь и всю бесконечность слушать этот сверкающий брызгами голос, тело и сердце, крылья и душа рвались вниз, домой, к синему, холодному небу Ксентарона.
- Я хочу.
Он вздрогнул, когда бестелесная фигура воина сделала два шага вперед. В тени его лица застыли отчаяние и слепящая надежда.
- Я прошу об одном, великие владыки. Если вашей волей я заслужил исполнение единственного своего желания, я прошу его у вас: верните меня в мир.
Казалось, даже далекие голоса прекрасных теней умолкли после этих слов.
Только лишь звенящая тишина была ему ответом.
- Я не жалею, что отдал жизнь за спасение многих, - тихо промолвил воин, опуская голову. - Но мне здесь нет свободы. Память о неисполненном обещании заставляет мою душу гореть огнем, и не будет мне покоя в этом совершенном месте, владыки.
Он вновь поднял глаза, и прозрачные черты его лица заострились решимостью - ровно таким его хранили воспоминания дракона.
- Там, в Энии, я был обручен. И ее душа и по сей час зовет мою, слезами, горечью и осколками надежд, сияет в небе путеводной звездой, и лишь ее свет существует для меня здесь. Владыки, если этот мир - награда за мою доблесть, я отдал бы ее тысячу раз только за один день с той, что осталась в земном мире, одна. Прошу вас.
Он замолчал.
Сперва все оставалось таким, как прежде.
А потом сияние поглотило их целиком, и растаяло, и с белоснежных складок одежды своей статуи сошла к ним эльфийская владычица из плоти и крови, прекрасная до того, что из глаз дракона сами собой заструились слезы. Одежды ее были зеленью едва рожденной травы и чернотой листьев грозового леса, волосы струились золотом и текли по плечам огнем осенних ягод, а лицо было самим добром и милосердием. И воин пал перед ней на колени, не пряча взгляда, а она лишь коснулась, приблизившись, его щеки, с любовью матери и нежностью сестры.
- Порой теченье времени не в силах исцелить боль, принесенную разлукой, - произнесла она негромко, и сердце дракона застонало от того, эхо какой безумной муки донеслось до него из глубины ее голоса. - И сны не приносят нам ни покоя, ни облегчения, и только родной образ вечен перед нашими глазами.
- Владычица... - прошептал воин. - Лишь одно желание - оказаться вновь рядом с ней...
Ее рука скользнула по его волосам, а улыбка ее была печальна.
И тишину сверкающим мечом взрезал новый голос - сильный и полный величия и благодати.
- В этом мире нет места печали - лишь свету. И сердце, полное любви, еще в пути.
Творец Ксентарона в кипенно-белых одеждах спустился к ним вслед за владычицей Энии.
- Мы даруем тебе исполнение твоего желания, - мягко произнес он, глядя не на воина, но на деву подле себя. И протянул ей свою ладонь.
И дракон увидел, как золото счастья разлилось в ее глазах.
- Мы даруем тебе исполнение твоего желания, - эхом отозвалась она, накрывая его руку своей.
И дракон знал, что в этот самый миг зима уходит.

* * *

О том, что если бы можно было снимать клипы из головы, я, наивно полагаю, была бы охренительным режиссером (хотя наверняка первый же опыт с продуктами высоких технологий, которые осуществляют задуманное, доказал бы мне, что я фэйл. фэйл и еще раз фэйл, и ползла бы ужо к себе откуда там выползла)



Удар. Еще удар. С каждым новым золотая пыль в полутьме перед глазами Гилтиаса дрожит и становится капельку ярче. Сквозь ресницы начинает пробиваться свет. Он с трудом поднимает голову и понимает, что они опускаются все ниже, покидая Храм и его безупречный покой. Неверная печаль мягко крадется в его сердце. Вокруг них - только свет. Кажется, можно различить очертания облаков далеко внизу, и белоснежный камень - вверху, но глаза все еще застилает туман, и кружится, будто после полета, голова.
[0:37] Он моргает. Мир вокруг оживает, далеко под ногами вырастают смутные очертания гор в розовых облаках, и непонятная тоска переполняет его. Глубоко внутри затаилась печаль от расставания. Он видит уже совсем ясно, и медленно глядит на то, как облака становтся все ближе, и солнце впереди красит их в цвет золота и персика. Тоска становится все острее, и он опускает глаза, чувствуя, насколько бесплоден оказался их путь - новый враг на свободе, проход между мирами закрыт; тоска гложет его, пока непрозрачный пух облаков тает вокруг них...
[1:14] Он моргает, когда солнце меркнет, и перед его глазами вырастает протянутая ему навстречу широкая ладонь. Он поднимает глаза и видит Торвальда - живого, крепкого, облаченного в простые одежды, при мече. Торвальд улыбается ему навстречу - искренне, счастливо. Тоска внутри Гилтиаса вздрагивает и теряет опору, и рушится вниз мелкими камешками; он склоняет голову к плечу и открывает глаза шире. Неуверенно опирается о туманное ничто под ногами, привстает на одно колено и кладет свою ладонь в ладонь Торвальда.
[1:32] Тот поднимает его на ноги рывком, навстречу солнцу, хлопает по плечу, становится рядом. В лицо бьет свет, под ногами раскинулась Эния в своей слепящей весенней красоте, река блестит широкой лентой, и этот свет выжигает в сердце Гилтиаса остатки печали. Рядом поднимается на ноги и подходит ближе Дрогбар, на его лице - смесь чувств: довольство, смятение, разочарование - но он ухмыляется и тоже огревает Гилтиаса между лопаток. И Гилтиас поет внутри.
[1:48] А потом смотрит на свою левую ладонь и видит, что к ней прилипла единственная золотая монетка.
Он берет ее в руку. Мир замирает, дракон внутри - поднимает голову.
Гилтиас щурится - по-кендеровски, ехидно и счастливо, и щелчком отправляет ее в воздух.
А воздух содрогается от взмаха могучих золотых крыл.


"Нас не пугают авантюры..."
Золотая монетка на фоне синего неба обращается солнцем, солнце скрывает золото дракньей чешуи - Гилтиас, в своем родном теле, стрелой проносится мимо, расчерчивая и взрывая пелену облаков. На его спине, крепко держась за шипы хребта - Торвальд и Дрогбар.

"Даешь веселые купюры!.."
Гном рычит и хохочет, запуская руку в кошель и вышвыривая в небо те монеты, что он успел подобрать в камере перехода. Они сверкают, отскакивают от драконьей чешуи и летят золотыми брызгами вниз, вперемешку с драгоценными камнями. Он оборачивается к Торвальду, чьи синие глаза широко открыты ветру и миру, в который он вернулся, подмигивает и скалится еще пуще прежнего-
"...а может, что-то есть... важней?"

Отражение драконьего силуэта в воде блестит тенью утонувших сундуков с золотом, каждая чешуйка - ярче монет.
"...Не найти сокровища Энии - "
Далеко на севере Метель проносится над ледяными полями, тучей взметая снег.
" - времени пыль смыла волной..."
И снова - Гилтиас, кружится и мчится, взрезая воздух, и чешуя его блестит всеми цветами.

"Кто-то любит власть -"
Кадр сменяется: Деймос, облаченный в черное и серебряное, жилистый, строгий и мрачный, в стрельчатом зале, кружит сверкающую восьмерку мечом, всаживает его в доски пола возле трона и садится, прямой и пронзительный...
"- Кто-то - звонкие молоты - "
Кадр сменяется: ряд наковален в подгорном чертоге, и гномы-кузнецы, крепко сбитые, полные сосредоточенного весеья, дружным, единым движением опускают молоты на сталь с воих руках, разбрасывая искры и бодро ухая...
" - на битву кто-то летит всегда - "
Золотая чешуя уходит в сторону, и видно, как по степи мчится всадник, прижимаясь к шее коня; волосы и гриву треплет ветер. С такого расстояния не разглядеть, кто это, но когда дракон кружится и расправляет крылья, набирая высоту, можно заметить, что фигурка на его спине осталась только одна.
"- Все, что нужно нам - алмазы и золото - "
Дрогбар подкидывает на ладони последний алмаз, размером с его кулак. Камера медленно следит за тем, как движется прозрачный камень на фоне неба, сверкает так, что больно глазам, рассыпает сверкающие бабочки-солнца по шкуре дракона.

"Нажива легкая сбивает..."
Чья-то тень в черноте пещеры тянется к прозрачному кристаллу поразительной чистоты, голубому, точно небо, по которому только что мчался золотой дракон. Только пальцы неизвестного касаются камня, рядом с ним распахивается глаз с вертикальным зрачком, и сквозь темноту несется рычание.

"...мы больше иногда теряем..."
Камера медленно ползет вдоль стеллажей, полоса светлая - полоса темная: в библиотеке Ирдис тянется к мрачному тому, снимает с полки, укладывает его на стол и осторожно открывает на середине. Мгновение ничего не происходит, а потом страницы занимаются ярким огнем - маг отшатывается в сторону, сбивает колбы, ругается, быстрым взмахом руки тушит пламя. Оглядев масштаб разрушений, раздосадованно трет переносицу, проводит ладонью по лбу и вздыхает...
"...чем собираемся найти"

Высоко меж мирами, куда не достанет человеческий взгляд, крохотные гранаты блестят в простом обруче, обвивающем лоб владычицы Нариэль. Она опирается на белоснежные перила и улыбается творцу Ксентарона, тот - с задумчивой усмешкой смотрит вниз, сквозь миры, куда не достанет человеческий взгляд...

"Кто-то любит власть..."
Кружки поочередно смыкаются над столами - в королевском дворце, где Дезмонд и Алатиэль принимают гостей, не далеко на тронах, но в толпе, вместе со всеми, смеющиеся и прекрасные, и в чертогах гномов, прямо над рядами наковален. Эль выплескивается через край, пена его обращается облаками, облака тают, и призрачный силуэт лучника Ботар-Эля в прибежище доблестных духов салютует зрителю кубком. На его изукрашенном круглом боку блестит узор из камней, его тонкое плетение вспыхивает и искрится, становясь отражением дракона в прозрачной воде. Гилтиас мчится все дальше и дальше, к месту, где река впадает в море.

Сменяется музыка, и кадр сменяется тоже: высокая трава Торвальду по пояс, и он шагает сквозь нее, протянув руку и едва касаясь пальцами колосьев. На боку его больше нет меча, и конь остался далеко на окраине, а впереди виднеется простой дом, обнесенный невысоким плетнем. Хлопает дверь, во двор выходит девушка - самая обыкновенная, с живым лицом и встрепанными, выбившимися из-под косынки волосами - неся в руках корзину с бельем.
"Я ходил по белому берегу, где не спят, но видят сны..."
Девушка не видит его, а он идет, лицом мягкий и умиротворенный, всем своим естеством впитывая ее образ, ее простые, такие домашние движения - то, как она встряхивает полотенце, как утирает брызги, попавшие в лицо и негромко смеется.
"...там, где нет юга и севера, солнца и луны..."
Он останавливается совсем недалеко, и она, наконец, замечает его. Лицо ее меняется мучительно медленно, видно каждую черту и движение каждой крохотной мышцы - неверие, слезы и сияние счастья переполняют его...

"Боги обитают вне времени, наперед исход могут знать,
но дано лишь смертному племени..."
Взаправду сияют же фигуры Нариэль и Безымянного Бога, когда они, рука об руку, медленно поднимаются наверх, к своим белоснежным изваяниям. Свет становится ярче и мягче-
"...право выбирать"
-и охватывает все вокруг, а когда он гаснет, их больше нет - а у статуй теперь переплетены пальцы протянутых друг к другу рук.

И снова в небе мчится золотой дракон, то поднимаясь, то опускаясь к самой воде, а в отражении смеются кудрявый золотоволосый юноша и его друг-гном. Заходя на финальный вираж, дракон бросается в морские волны, взбивая тучу брызг и взмывая обратно в небо - а за ним безумным, сверкающим водоворотом тянется след капель-алмазов на фоне его безупречной золотой чешуи.